i’m drinking because i’m in south dakota// — Это сложно. Заткнуться сложно, — пояснил Хуниверс.©ФФБ
вспомнил вчера об этом фике и тоже решил вытащить на свет. Тайлера, блин, было не остановить
Пейринг: Маккой/Чехов
Размер: 1395 слов
Описание: за Зимний фестиваль, по заявке: читать дальшеМаккой/Чехов. Академия. Чехов один раз сталкивался с Маккоем до встречи с ним на Энтерпрайз. Был свидетелем того, как Боунс оказывал первую помощь девушке, которую у кампуса сбил мотоциклист. Чехов сталкерит за доктором, взламывает базы данных студентов, нервирует вопросами Спока, даже доходит до Пайка, чтобы его взяли в состав Энтерпрайз, куда уже распределили Леонарда Маккоя. Акцент на "Ты ничего обо мне не знаешь! - Нет, я знаю о тебе все."
Добавка от заказчика - он потратил на поиск информации всю теплую зиму в Академии. P.S. ещё ни разу в жизни я, написав полностью по заявке, так сильно не разочаровывал заказчика
Предупреждения: ПАФОС
Иллюстрация-тожеисполнениезаявки: .halcyon
иллюстрацию стащил без разрешения автора, сижу, жду люлей
читать дальшеКапли, сбегающие по стеклу – не в счёт. Ему нравится представлять, что где-то высоко в небе, сорвавшись с облака, они были ещё снежинками, и только тут, совсем низко, над крышей кампуса, превратились в воду. И потому они – не в счёт. Они не станут солёными, если попробовать поймать на язык, и уже никогда не будут уникальным соцветием замороженной воды, скреплённым в тонкое кружево микроскопических искривлений. Когда-то они были снежинками, а теперь не в счёт.
«Ты ничего обо мне не знаешь».
Да? Нет? В любом случае, это он – ничего о тебе не знает. Но и знать теперь нечего. Сталкер, сумасшедший подросток, выдумавший себе развлечение на зиму, излечимый романтик, которому просто подошло время разбить себе сердце – когда он произносит это, навешивая каждую из бирок, весь спектр становится правдой. С одним дополнением – максималист.
Всё остальное: гений, русский, физик, сирота, добрый – капли, сбегающие по стеклу – не в счёт.
«Я знаю о тебе всё».
А вот это – правда. И дело не во взломанных профайлах школы, колледжа, больницы и Академии, дело не в долгих аналитических спорах со Споком, не в том, что он до сих пор знает его расписание, что знает и точно помнит биографию бывшей жены, лучшего друга и отца, любимый сорт виски, любимую баскетбольную команду и список аллергий Джеймса Тиберия Кирка – дело в мелочах.
Он знает запах, знает, какими становятся его глаза, когда он работает и когда думает о своём, знает, как меняется моторика движения рук, когда он делает свою работу – глаза и руки, наверное, это и есть то самое, за что тогда ночью зацепился Павел, глядя на выскочившего из машины наперерез аварии человека, в котором стразу опознал врача. Только поэтому и ещё потому, что находясь от него на расстоянии меньше метра, не доверится ему, не успокоиться полностью невозможно – он доверил взбешённому незнакомцу Иру, сам полностью погрузившись в отслеживание сбившего её байка.
Если захотеть, очень легко полностью восстановить в памяти ту ночь. С момента, когда в первый раз услышал его голос, сместивший выключатель в пашиной голове, заставивший успокоиться и соображать.
«Я доктор. С ней всё будет в порядке».
Вот так просто. Без лишних вопросов и телодвижений. Так, как будто бы он привык, что ему поверит любой. И Паше так легко быть любым.
Капли цепляются за стекло и под собственным весом опадают к карнизу, вычерчивая неровные дорожки, чтобы через пару секунд их след высох или был затёрт другими, такими же – неотличимыми ни в чём. Поэтому капли, сбегающие по стеклу – не в счёт. Ни одну из них нельзя выделить из общей массы, ни одну нельзя запомнить и быть уверенным, что не спутаешь её с другой.
Ещё сложнее представить, что пока ты бездумно смотришь на капли – они смотрят на тебя в ответ.
Единственное, чего ему не хватает в космосе – дождя. Самого настоящего, ливня, как тогда – самой длинной зимой в его жизни в Сан Франциско. Единственное, чего ему не хватает для полноты образа – разбитого сердца.
Он знает наизусть его смены, знает, по каким коридорам он проходит на мостик, к себе в каюту, в инженерный, чтобы выпить бутылку или пару со Скотти. И всё так же не попадается на глаза, остаётся незамеченным, не проклиная свою память за единственный раз, когда поступился этим правилом – благодаря её. Благодаря за то, что может заново прокрутить четыре с половиной минуты, когда говорил с ним, когда ловил направленный на себя и только на себя взгляд.
«Ты ничего не знаешь обо мне».
Но он знает. Знает, что прячется за взглядами, за каждым из них, даже за тем самым направленным на него. Знает, о чём всё его ворчание, о чём нервные всплески, о чём каждый стакан виски. О чём напряжённые плечи, флирт с Маркус, который ничем не закончился, перепалки со Споком, беспокойство за капитана.
Но говорить об этом снова не станет.
Потому что капли, сбегающие по стеклу – не в счёт.
Сегодня миссия делает ему подарок, и Паша смотрит на тяжёлые капли на лобовом стекле шатла, запоминая их, успевая сосчитать каждую и найти разницу, между правой и левой частью. Чувствует затылком и спиной остатки проливного дождя, от которого он не стал закрываться, собирая данные. Освобождающего, настоящего, такого же холодного, как тогда. Он позволил себе постоять под ливнем лишние пару минут перед отлётом с планеты, и теперь чертовски доволен этим, потому что никакой душ не сымитирует эти капли достаточно точно.
И даже если капли, сбегающие по стеклу не в счёт, капли, оставившие след на его щеках, промочившие волосы и попавшие за ворот – настоящие. С ними нельзя не считаться, потому что их вес и текстура, так или иначе, становятся его частью.
И Паша улыбается, запуская в намокшие волосы руку, встряхивая головой и попадая осколками инопланетного дождя даже на пульт – ничего нему не сделается, он ведь защищён от влаги. А Паша нет.
Он всё ещё чувствует холод этого долгожданного дождя, даже спрыгивая с подножки в ангаре. Искусственная атмосфера на корабле кажется почти горячей, распаляя влажную кожу и заставляя его улыбаться только шире. Хочется позволить волосам высохнуть самостоятельно, впитать дождь полностью, и он направляется прямиком в каюту, когда на плечо ложится чья-то горячая ладонь.
Он идентифицирует её как «чья-то», только чтобы не подавиться воздухом. И не покраснеть слишком сильно. Потому что он знает, как должна чувствоваться эта ладонь на плече. Он представлял это, он уверен в своих расчетах о размере и силе, даже температура не может стать для него новостью. И точно так же он знает, какой именно голос сейчас услышит, сознательно не оборачиваясь лишнюю долю секунды, чтобы взять себя в руки.
– Чехов, какого чёрта? Если от твоего гениального сознания каким-то образом утаилось, что лекарство от насморка нисколько не прогрессировало с далёкого двадцать первого века, то я могу легко и небезболезненно просветить по этому вопросу.
Отвесив рассеянно замершему Паше подзатыльник, доктор безапелляционно возвращает руку на плечо энсина и тащит того в сторону медотсека.
Капли, сбегающие по стеклу – не в счёт. Капли, оставляющие след на коже – часть тебя самого.
Заставив Пашу высушить голову, доктор пихает ему в руку кружку с бульоном, которую тот неосознанно обхватывает ладонями, согреваясь, и отходит на пару шагов, листая что-то на падде.
Так вышло, что Паша никогда не был в кабинете начальника медслужбы прежде, и теперь он с интересом рассматривает скудный интерьер. Смотреть здесь, в общем-то, не на что, но это не самый плохой предлог, чтобы попробовать не встретиться с доктором взглядом, и Паша старается использовать его по максимуму. Нет, ему совершенно не стыдно за собственное «безалаберное» поведение, и не неловко в присутствии человека, которому он несколько долгих месяцев назад поторопился сделать недвусмысленное предложение, получив такой же недвусмысленный ответ. Но вот встретиться с ним взглядом и увидеть больше, чем хочется, Паша не готов. Ему было слишком хорошо всего за полчаса для этого, и сейчас падать, размазываться по карнизу будет только больнее.
– Избегаешь меня?
Да? Нет? Я тебя люблю? Вопрос звучит ровно, легко – реплика из непринуждённого диалога. Но в изломанной улыбке холод и разочарование. «Забыл?» В пристальном тяжелом взгляде за спокойствием – обида. «Отпустил? Переболело? Как ты мог?»
Почти секунду Паша совсем не дышит, прежде, чем подняться, не решаясь разорвать зрительный контакт, и отставить не глядя так и не початый бульон. Он поднимается рывком, неловко и медленно протягивает вперёд руку. Только бы не задрожала, только бы не спугнуть.
– Энсин Чехов, Павел Андреевич.
Маккой не двигается, только молча, удивлённо приподнимает бровь, и Паша не выдерживает.
У снежинки ровно один шанс растаять – каплей на лобовом стекле, холодным следом на тёмных, влажных ресницах, загаданным желанием в детской ладошке. И капли, сбегающие по стеклу – не в счёт.
Паша делает один быстрый, короткий шаг и рывком тянет доктора на себя за форменную кофту.
«Ты ничего обо мне не знаешь».
Он не знает, какие горячие у него губы. Не знает, как крепко и отчаянно, до хруста в рёбрах, он может обнимать, вжимая в себя, обхватывая – чтобы удержать? вернуть? Не знает, какой файл выведен в быстрый доступ по количеству обращений в падде. Не знает, что мешает ему уснуть. Не знает, не может знать, что неделю за неделей подряд он выходит позже после завершения смены, чтобы дать кому-то возможность добраться до медотсека, и раз за разом не встречает там, у стены, никого.
Есть слова, которые не должны быть произнесены вслух. Потому что, чтобы попросить прощения, разрешить, пообещать, признаться – достаточно прикосновения.
Капли, сбегающие по стеклу, совсем скоро высохнут, испарятся, поднимутся высоко в воздух, чтобы однажды собраться в облако и опасть ещё одной, совершенно другой снежинкой, и кто знает, опустится она на стекло или в ладонь?
Пейринг: Маккой/Чехов
Размер: 1395 слов
Описание: за Зимний фестиваль, по заявке: читать дальшеМаккой/Чехов. Академия. Чехов один раз сталкивался с Маккоем до встречи с ним на Энтерпрайз. Был свидетелем того, как Боунс оказывал первую помощь девушке, которую у кампуса сбил мотоциклист. Чехов сталкерит за доктором, взламывает базы данных студентов, нервирует вопросами Спока, даже доходит до Пайка, чтобы его взяли в состав Энтерпрайз, куда уже распределили Леонарда Маккоя. Акцент на "Ты ничего обо мне не знаешь! - Нет, я знаю о тебе все."
Добавка от заказчика - он потратил на поиск информации всю теплую зиму в Академии. P.S. ещё ни разу в жизни я, написав полностью по заявке, так сильно не разочаровывал заказчика
Предупреждения: ПАФОС
Иллюстрация-тожеисполнениезаявки: .halcyon
иллюстрацию стащил без разрешения автора, сижу, жду люлей
читать дальшеКапли, сбегающие по стеклу – не в счёт. Ему нравится представлять, что где-то высоко в небе, сорвавшись с облака, они были ещё снежинками, и только тут, совсем низко, над крышей кампуса, превратились в воду. И потому они – не в счёт. Они не станут солёными, если попробовать поймать на язык, и уже никогда не будут уникальным соцветием замороженной воды, скреплённым в тонкое кружево микроскопических искривлений. Когда-то они были снежинками, а теперь не в счёт.
«Ты ничего обо мне не знаешь».
Да? Нет? В любом случае, это он – ничего о тебе не знает. Но и знать теперь нечего. Сталкер, сумасшедший подросток, выдумавший себе развлечение на зиму, излечимый романтик, которому просто подошло время разбить себе сердце – когда он произносит это, навешивая каждую из бирок, весь спектр становится правдой. С одним дополнением – максималист.
Всё остальное: гений, русский, физик, сирота, добрый – капли, сбегающие по стеклу – не в счёт.
«Я знаю о тебе всё».
А вот это – правда. И дело не во взломанных профайлах школы, колледжа, больницы и Академии, дело не в долгих аналитических спорах со Споком, не в том, что он до сих пор знает его расписание, что знает и точно помнит биографию бывшей жены, лучшего друга и отца, любимый сорт виски, любимую баскетбольную команду и список аллергий Джеймса Тиберия Кирка – дело в мелочах.
Он знает запах, знает, какими становятся его глаза, когда он работает и когда думает о своём, знает, как меняется моторика движения рук, когда он делает свою работу – глаза и руки, наверное, это и есть то самое, за что тогда ночью зацепился Павел, глядя на выскочившего из машины наперерез аварии человека, в котором стразу опознал врача. Только поэтому и ещё потому, что находясь от него на расстоянии меньше метра, не доверится ему, не успокоиться полностью невозможно – он доверил взбешённому незнакомцу Иру, сам полностью погрузившись в отслеживание сбившего её байка.
Если захотеть, очень легко полностью восстановить в памяти ту ночь. С момента, когда в первый раз услышал его голос, сместивший выключатель в пашиной голове, заставивший успокоиться и соображать.
«Я доктор. С ней всё будет в порядке».
Вот так просто. Без лишних вопросов и телодвижений. Так, как будто бы он привык, что ему поверит любой. И Паше так легко быть любым.
Капли цепляются за стекло и под собственным весом опадают к карнизу, вычерчивая неровные дорожки, чтобы через пару секунд их след высох или был затёрт другими, такими же – неотличимыми ни в чём. Поэтому капли, сбегающие по стеклу – не в счёт. Ни одну из них нельзя выделить из общей массы, ни одну нельзя запомнить и быть уверенным, что не спутаешь её с другой.
Ещё сложнее представить, что пока ты бездумно смотришь на капли – они смотрят на тебя в ответ.
Единственное, чего ему не хватает в космосе – дождя. Самого настоящего, ливня, как тогда – самой длинной зимой в его жизни в Сан Франциско. Единственное, чего ему не хватает для полноты образа – разбитого сердца.
Он знает наизусть его смены, знает, по каким коридорам он проходит на мостик, к себе в каюту, в инженерный, чтобы выпить бутылку или пару со Скотти. И всё так же не попадается на глаза, остаётся незамеченным, не проклиная свою память за единственный раз, когда поступился этим правилом – благодаря её. Благодаря за то, что может заново прокрутить четыре с половиной минуты, когда говорил с ним, когда ловил направленный на себя и только на себя взгляд.
«Ты ничего не знаешь обо мне».
Но он знает. Знает, что прячется за взглядами, за каждым из них, даже за тем самым направленным на него. Знает, о чём всё его ворчание, о чём нервные всплески, о чём каждый стакан виски. О чём напряжённые плечи, флирт с Маркус, который ничем не закончился, перепалки со Споком, беспокойство за капитана.
Но говорить об этом снова не станет.
Потому что капли, сбегающие по стеклу – не в счёт.
Сегодня миссия делает ему подарок, и Паша смотрит на тяжёлые капли на лобовом стекле шатла, запоминая их, успевая сосчитать каждую и найти разницу, между правой и левой частью. Чувствует затылком и спиной остатки проливного дождя, от которого он не стал закрываться, собирая данные. Освобождающего, настоящего, такого же холодного, как тогда. Он позволил себе постоять под ливнем лишние пару минут перед отлётом с планеты, и теперь чертовски доволен этим, потому что никакой душ не сымитирует эти капли достаточно точно.
И даже если капли, сбегающие по стеклу не в счёт, капли, оставившие след на его щеках, промочившие волосы и попавшие за ворот – настоящие. С ними нельзя не считаться, потому что их вес и текстура, так или иначе, становятся его частью.
И Паша улыбается, запуская в намокшие волосы руку, встряхивая головой и попадая осколками инопланетного дождя даже на пульт – ничего нему не сделается, он ведь защищён от влаги. А Паша нет.
Он всё ещё чувствует холод этого долгожданного дождя, даже спрыгивая с подножки в ангаре. Искусственная атмосфера на корабле кажется почти горячей, распаляя влажную кожу и заставляя его улыбаться только шире. Хочется позволить волосам высохнуть самостоятельно, впитать дождь полностью, и он направляется прямиком в каюту, когда на плечо ложится чья-то горячая ладонь.
Он идентифицирует её как «чья-то», только чтобы не подавиться воздухом. И не покраснеть слишком сильно. Потому что он знает, как должна чувствоваться эта ладонь на плече. Он представлял это, он уверен в своих расчетах о размере и силе, даже температура не может стать для него новостью. И точно так же он знает, какой именно голос сейчас услышит, сознательно не оборачиваясь лишнюю долю секунды, чтобы взять себя в руки.
– Чехов, какого чёрта? Если от твоего гениального сознания каким-то образом утаилось, что лекарство от насморка нисколько не прогрессировало с далёкого двадцать первого века, то я могу легко и небезболезненно просветить по этому вопросу.
Отвесив рассеянно замершему Паше подзатыльник, доктор безапелляционно возвращает руку на плечо энсина и тащит того в сторону медотсека.
Капли, сбегающие по стеклу – не в счёт. Капли, оставляющие след на коже – часть тебя самого.
Заставив Пашу высушить голову, доктор пихает ему в руку кружку с бульоном, которую тот неосознанно обхватывает ладонями, согреваясь, и отходит на пару шагов, листая что-то на падде.
Так вышло, что Паша никогда не был в кабинете начальника медслужбы прежде, и теперь он с интересом рассматривает скудный интерьер. Смотреть здесь, в общем-то, не на что, но это не самый плохой предлог, чтобы попробовать не встретиться с доктором взглядом, и Паша старается использовать его по максимуму. Нет, ему совершенно не стыдно за собственное «безалаберное» поведение, и не неловко в присутствии человека, которому он несколько долгих месяцев назад поторопился сделать недвусмысленное предложение, получив такой же недвусмысленный ответ. Но вот встретиться с ним взглядом и увидеть больше, чем хочется, Паша не готов. Ему было слишком хорошо всего за полчаса для этого, и сейчас падать, размазываться по карнизу будет только больнее.
– Избегаешь меня?
Да? Нет? Я тебя люблю? Вопрос звучит ровно, легко – реплика из непринуждённого диалога. Но в изломанной улыбке холод и разочарование. «Забыл?» В пристальном тяжелом взгляде за спокойствием – обида. «Отпустил? Переболело? Как ты мог?»
Почти секунду Паша совсем не дышит, прежде, чем подняться, не решаясь разорвать зрительный контакт, и отставить не глядя так и не початый бульон. Он поднимается рывком, неловко и медленно протягивает вперёд руку. Только бы не задрожала, только бы не спугнуть.
– Энсин Чехов, Павел Андреевич.
Маккой не двигается, только молча, удивлённо приподнимает бровь, и Паша не выдерживает.
У снежинки ровно один шанс растаять – каплей на лобовом стекле, холодным следом на тёмных, влажных ресницах, загаданным желанием в детской ладошке. И капли, сбегающие по стеклу – не в счёт.
Паша делает один быстрый, короткий шаг и рывком тянет доктора на себя за форменную кофту.
«Ты ничего обо мне не знаешь».
Он не знает, какие горячие у него губы. Не знает, как крепко и отчаянно, до хруста в рёбрах, он может обнимать, вжимая в себя, обхватывая – чтобы удержать? вернуть? Не знает, какой файл выведен в быстрый доступ по количеству обращений в падде. Не знает, что мешает ему уснуть. Не знает, не может знать, что неделю за неделей подряд он выходит позже после завершения смены, чтобы дать кому-то возможность добраться до медотсека, и раз за разом не встречает там, у стены, никого.
Есть слова, которые не должны быть произнесены вслух. Потому что, чтобы попросить прощения, разрешить, пообещать, признаться – достаточно прикосновения.
Капли, сбегающие по стеклу, совсем скоро высохнут, испарятся, поднимутся высоко в воздух, чтобы однажды собраться в облако и опасть ещё одной, совершенно другой снежинкой, и кто знает, опустится она на стекло или в ладонь?
@темы: фик, т, Павел Андреевич, непредсказуемый мичман, #ST
-
-
23.06.2014 в 22:48я как бы тебе ее и рисовала
-
-
31.05.2016 в 15:53-
-
31.05.2016 в 16:00-
-
12.02.2024 в 11:46Хотел бы поделиться с вами своим актуальным опытом поиска отличного автосервиса в Оренбурге. После длительного выбора, я наконец нашел то место, которым действительно остался доволен — АвтоЛайф 56.
Что мне особенно понравилось в AutoLife56, так это внимание к деталям каждого специалиста этого сервиса. Мастера не только с превосходным результатом решили проблему с моим автомобилем, но и предоставили нужные наставления по его дальнейшему обслуживанию.
Мне кажется важным поделиться этой информацией с вами, так как знаю, насколько затруднительно порой найти действительно надежный сервис. Если вы ищете надежный автосервис в Оренбурге, рекомендую обратить внимание на AutoLife, расположенный по адресу: г. Оренбург, ул. Берёзка, 20, корп. 2. Они работают с 10 утра до 8 вечера, каждый день, и более подробную информацию вы можете найти на их сайте: https://autolife56.ru/.
Надеюсь, мой опыт окажется важным для кого-то из вас. Буду рад почитать ваши отзывы, если решите воспользоваться услугами AutoLife 56.
Ремонт системы кондиционирования в Оренбурге
Ссылки для ознакомления
Не минуйте: АвтоЛайф 56 — ваш выбор в мире авторемонта в Оренбурге Не минуйте: сервис AutoLife56 — ответ на ваши вопросы в мире авторемонта в Оренбурге Знакомство о AutoLife56: наши сильные стороны в уходе за автомобилях в Оренбурге Обзор: лучший в городе автосервис в Оренбурге - автосервис AutoLife Выбор проверенного автосервиса в Оренбурге завершился успехом: AutoLife56 4_6b5c0
-
-
19.02.2024 в 16:02eroscenu.ru/?page=43095
eroscenu.ru/?page=19778
eroscenu.ru/?page=14914
eroscenu.ru/?page=21792
eroscenu.ru/?page=37520
eroscenu.ru/?page=12114
eroscenu.ru/?page=23703
eroscenu.ru/?page=31500
eroscenu.ru/?page=15994
eroscenu.ru/?page=9762
популярные ссылки научно-популярные ссылки путешественнические ссылки спортивные ссылки развлекательные ссылки 16f6c20
-
-
20.02.2024 в 06:01look also at my pages and give a rating
XEvil is an easy, quick and effortless software for entirely computerized recognition and bypass of your overwhelming majority of captchas (CAPTCHAs), with no have to have to connect any 3rd-celebration services.
This system Virtually entirely replaces services for example AntiGate (Anti-Captcha), RuCaptcha, DeCaptcher and Other individuals. Concurrently, it significantly exceeds them in recognition speed (ten times or even more) and is completely no cost.
www.soccer-manager.eu/forum/profile.php?id=1542... captcha service
www.kenpoguy.com/phasickombatives/viewtopic.php... Xevil
@d@=