а если открывать каты аккуратно, то можно просто прочесть несколько странных клэйс-драбблов.
катещё с фб меня беспокоит этот вопрос, прям подбрасывает, а тут в комментах у Queen Immortal посыпали солью на рану, так что вот - пишу этот пост
про фидбек в фандоме
тема фидбека в нашем фандоме, особенно на дайри больная для каждого первого автора. выглядит так, словно писать комменты у нас не принято, за исключением ситуаций, когда автор твой близкий друг. причём я сейчас не о ситуациях, когда фики просто не заходят читателям. я об историях, когда внезапно находишь у кого в дневе рек на свой фик, под которым у тебя всё ещё 0 комментов. или когда приходишь в чат на одном из ресурсов где подгружается старая история, и видишь что эээ с твоего фика поорали несколько человек, а сколько под фиком комментов на этот момент? правильно - всё ещё ноль. каким чудом наша трава не отпускает и райтеры пишут что-то не в стол я уже не знаю.
но пост не об этом.
пост про клэйс.
нытьё про фидбек и клэйсЕщё на фб и вне её фандом гнобили за отстутствие клэйса и тонны малека. Окей. Я не хочу сейчас целиком и полностью на эту тему, но.
Почему под клэйс фиками в лучшем случае комменты пары человек, и то не тех, кто орал, что клэйса недодали? Как? Зачем?
Почему, если вам так хочется этого пейринга, вы ничего не пишите под хоть каким-то фиками, пусть даже того, что именно вам не зашло и почему фик вам недодал? Вот честно. Что с фанатами клэйса не так? Когда тебе недодают любимый пейринг, ты постепенно начинаешь читать всё. Искать хоть какие-то струны, писать сам в конце концов, ну. Но нет. Не в клэйсе. Кто-нибудь, объясните мне эту загадку?
Вот я например пишу клэйс когда совсем уже невмоготу, потому что привыкла думать, что фандому это не интересно. Я пишу очень разный клэйс, иногда спорный клэйс, чаще всего - клэйс в стол. Потому что у меня есть все основания полагать, что этот пейринг никто не читает. Потому что знаете что? Вот лично мне как автору было бы в миллон раз проще, если бы мои фики хотябы хейтили.
И ведь такая ситуация не только под моими собственными фиками.
Мне уже начинает казаться, что горение нашего фандома заключается больше в том, чтобы ныть,Ч ем в том, чтобы непосредственно гореть.
Ну ок. На этом нытьё закончилось
Теперь, собственно, пара драбблов, которые не ушли в стол.
1. Мой самый первый клэйс, от которого мне до сих пор больно, и которым я горю. Потому что ну. Клэри. Джейс.
саммари: Клэри и Джейс узнают, что они брат и сестра. Клэри любит Джейса. Клэри так сильно не хочет, чтобы ему было больно.
На заявку: Джейс+спойлерпотеря памяти
читать дальшеЗакат в Идрисе огненный. Он расцвечивает оттенками оранжевого клубящиеся облака над холмом, озеро, лес. Джейс смотрит и не может оторвать взгляда, не может пошевелиться, завороженный. Ему спокойно, так спокойно, как не было никогда, даже в глубоком детстве. Теплый весенний ветер касается волос на затылке, пробегает по шее, и Джейсу кажется, всего на секунду, что кто-то едва касаясь держит его за руку. Он догадывается, что всё это — сон, и знает, что совсем скоро нужно будет уходить. Но старается продлить это как можно дольше, запомнить каждую деталь: рыжие волны облаков, пронзительно-зеленую траву под ногами, и чувство дома, такое острое, такое умиротворяющее, что становится немного страшно. Джейс старается запомнить всё это так сильно, словно от этого зависит его жизнь, словно стоит ему только подняться или прикрыть глаза — он не увидит и не почувствует этого больше никогда в жизни.
Алек будит его, крепко сжимая плечи.
— Что?...
— Джейс, — обеспокоенно спрашивает парабатай, — что тебе снилось? Отец? — в его голосе беспокойство, почти паника и что-то ещё, чего Джейс не может понять.
— Эй, если тебе захотелось объятий младшего брата среди ночи, не стоило устраивать таких сцен! — Джейс шутливо раскидывает руки ему навстречу, но взгляд брата не меняется. — Алек, я в порядке.
— Ты кричал во сне, — просто говорит он.
— И перебудил почти весь Институт, — язвительно добавляет вплывающая в комнату Иззи, но и в её глазах читается беспокойство. Следом за ней входит и замирает на пороге незнакомая Джейсу грустная девушка, красивая, как... Что-то глухо дергает у него в грудной клетке и сравнение вертится на языке, он он никак не может сообразить, какое именно.
— Кто это? — вопрос выходит напряженным, почти злым, и Джейс удивляется тому, как звучит собственный голос.
Иззи растерянно смотрит поочередно на всех присутствующих и Алек говорит:
— Это твоя сестра — Клэри. — Алек подходит к девушке, застывшей в дверях, и та отшатывается, вжимается в стену, пока Алек не притягивает ее к себе, не обнимает, как обнимал когда-то Иззи и даже самого Джейса. Это выглядит странно, выглядит так, что хочется отвести глаза, хочется съязвить, но ничего не приходит на ум. Джейс озадаченно смотрит на собственные непроизвольно сжавшиеся кулаки, пытаясь выдохнуть.
У него на правом на запястье, от костяшки среднего пальца и вверх к предплечью, выцветает руна, значение которой он никак не может прочесть.
2. читала сегодня и жалобы на то, что клэйс в фиках ставят чисто для галочки. блаблаочень хочется спросить, всегда ли это впечатление не потому, что просто несовпал угол зрения?
вот в этом тексте у меня, пожалуй, вроде-как не переднем плане условный малек, причём преслешный. но фик до такой степени на самом-то деле про клэйс и ещё про парабатай, что. додаю себе сама, короче
саммари: Парабатай знают друг друга так, словно они один человек.
примечание: Время действия после первого сезона сериала (без учета второго сезона).
Монстр (которым он не является)
Гудки в трубке напоминают тихое подвывание, дробят и растягивают время. Он думает: стоило написать смс. Вспоминает, который час. Этой ночью слишком холодно для ранней осени – у Алека мерзнут руки. Та, в которой он не держит трубку, теребит край толстовки. Он слышит ответ на середине третьего гудка.
— Доброй ночи, сладкий.
— Магнус, я… Я знаю, что делать, но мне нужна твоя помощь.
— Выхожу?
— Подожди. Никто больше не должен знать. Он. Он никого не подпустит к себе.
— Кроме тебя?
— И меня тоже. Но это и не нужно.
Алек ждет вопросов, ждет, что Магнус назовет цену, откажется — он совсем не обязан помогать, тем более вслепую. В трубке слышится хлопок двери.
— Я возьму такси, — голос Магнуса звучит мягко и спокойно, но на фоне легко различимы быстрые шаги. Алек сжимает руку в кулак, зажмуривается, но не кладет трубку, хотя больше ни один из них не говорит ни слова.
Какое-то время на линии только дыхание, звуки улицы. Хлопает дверь машины. Магнус называет адрес и, кажется, платит вперед, намекая водителю, что действительно спешит.
— Ты ещё здесь, Александр?
Алек кивает, забыв, что Магнус его не видит.
— Да.
— Мне не помешала бы чашка чаю, когда приеду.
Он почти видит, как Магнус улыбается в ответ на очередной кивок. Он идет заваривать чай.
— Черный, пожалуйста.
На кухне до странного тепло, как если бы здесь и правда был очаг. Теперь, когда у него заняты руки, он может положить трубку.
***
Никто никогда не спрашивает, как Магнус входит в Институт. Алеку любопытно. Однажды он спросит. Не сейчас. Он передает чашку, и Магнус обхватывает ее обеими руками. Институт спит и вокруг совсем тихо.
В присутствии Магнуса Алек вдруг понимает, что может дышать. Чувствует закаменевшие мышцы спины, уставшей находиться в неестественно прямом положении.
— Корабль защищает от магии вода и от вторжения – целая армия. Но что, если попытаться передать короткое сообщение? — Он думает: если кто-то и найдет способ, так это Магнус.
Все еще осторожно тот кладет руку Алеку на плечо.
***
Что-то мешается в кармане джинсов, хотя Джейс не помнит, чтобы что-нибудь туда клал. Он завершает тренировку, но не вытягивает предмет сразу. Выходит на палубу как раз вовремя, чтобы увидеть, как рассвет раскрашивает океан цветом огня.
Четыре коротких слова ровным, знакомым почерком, но выглядят они странно, словно написаны в спешке или у писавшего дрожала рука — он замечает это раньше, чем улавливает смысл слов, словно отодвигая его в сторону.
Он чувствует крепкую руку у себя на плече, понимая, что не услышал шагов.
— Рассвет нового дня, сын, — улыбается ему Валентин.
Джейс поворачивается к борту, к рассвету спиной. Улыбается в ответ.
Клочок бумаги – чек из забегаловки – относит волной. Он промокает почти насквозь, чернила размываются, делая надпись нечитаемой.
«она не твоя сестра»
Не привлекая лишнего внимания, все ещё улыбаясь, Джейс делает глубокий вдох. Его правая рука лежит чуть выше подвздошной кости, и, кажется, скрытая под футболкой руна греет его ладонь.
3 и 4. А вот дальше пойдут 2 фика с этой фб, под которыми я действительно готова расписаться, что ок, мне не удалось то, что, как мне казалось, я в них вложила. Но. Но. Я смотрю на них и понимаю, что ни один, ни второй не могу переписать чётче. Особенно второй. Но о каждом по-отдельности.
3. Фик в котором я страшно сомневалась, потому что так люблю Джейса, что на переполненных эмоциях мне писать его просто нельзя. блаблаВ итоге, главное, что я хотела сказать в этом фике скомкалось в один полубессвязный абзац, смысл которого поняли полтора землекопа. Плюс, тот случай, Когда я искрене писала в фике Клэйс и ничего другого, а моя собственная команда прочла джалек. Кто безрукий неудачник? Я безрукий неудачник.
таймлайн: начало второй половины второго сезона
читать дальшеНочной воздух не помогает, не остужает горящее лицо. Даже здесь, на крыше Института, Джейс чувствует, как этот проклятый сентябрь пахнет летом.
Смех проходит по телу, от солнечного сплетения до гортани, удушьем. Джейс смеётся и кашляет, не может вдохнуть, и рефлексы заставляют слезы выступить на глазах. Когда его отпускает немного, он может разогнуться, опираясь на парапет, но слезы никуда не уходят.
«Почувствуй хоть что-нибудь» — дребезжит и тает звоном в ушах. Милая Клэри, бессердечно прекрасная, как симфония, собирающая кишки в узел. Он не знает, как рассказать ей, что изо всех сил старается ощутить то, о чем она просит. Не знает, потому что старается не достаточно.
Потому что не желает стараться, не может захотеть, сколько бы не силился, — лишиться этого. Сверкающего, яркого — несравнимого даже с бликами солнца в фонтане на площади Аликанте. Мягкого, тёплого, окутывающего новыми запахами, которых никогда не знал. Болезненно-острого и прозрачного. Наполняющего мир оттенками оранжевого, как солнечным светом. Джейс пытается, но не может вернуться в жизнь до.
Глупо: думать, что он её брат, что в его жилах течёт кровь демона, было легче. Звать это проклятием и расплатой — объяснимее.
Сейчас. Сейчас: ему семь и он держит в маленьких ладонях тёплую тушку, глотая порыв расплакаться; ему десять и у тела единственного дорогого человека расползается багровая лужа; ему семнадцать и парабатай смотрит загнанно, сбегает (отчаяние, густое и чёрное, волной окатывает связь), а Джейс не может помочь, он — причина, и сколько бы крепко ни пытался держать, нить между ними слабеет, обзаводится первым непроницаемым тёмным пятном; ему двадцать три и Клэри отводит взгляд, — он лишается, и лишается, и лишается.
Но даже сквозь всё это, сейчас: Джейс ощущает жизнь полнее, чем когда-либо раньше. Как будто только теперь он сам настоящий.
Джейс чувствует.
Сердце, наверное, стало слишком большим для груди одного нефилима. Он чувствует каждую смерть невинного нижнемирца на своих судорожно сжатых в кулаки ладонях; чувствует ужас в Институте и за его пределами, ненависть; неотвратимое, страшное приближение гражданской войны, как будто демонов и Валентина Моргенштерна мало — кожей и острием меча, упирающимся в лопатки; беспокойство за брата и сестру, за невыносимого Саймона, за единственную мать, которая у него когда-либо была, – там же, ближе, но ещё не внутри, натянутой струной. Слой за слоем чувства сплетаются в кокон. Этого так много, это далеко не всё, и Джейс мог бы не выдержать, но есть кое-что глубже, в самой сердцевине. Крепче чем адамас, больше чем целое измерение — пульсирует, судорожно сжимается раз за разом, тянется куда-то вверх и звенит. Чувства снаружи пытаются сломать Джейса, но любовь внутри заставляет его пылать.
Из-за слёз городские огни размываются в светлячков, а кожу на щеках щиплет, и Джейс не знает, было ли это так же пятнадцать лет назад, когда он в последний раз плакал.
Он слышит, но не разбирает, что говорит ему Алек. Но слова не важны.
Алек обнимает его — подхватывает, и Джейс разбивает самый последний барьер между внутри и снаружи. Не говоря ни слова, парабатай держит его крепко, правильно. Он здесь. Он рядом. Он может не знать и не представлять, но чувствует то же, что и Джейс. Теперь, снова, они не отталкивают друг друга. Темные пятна с обеих сторон растворяются в ничто.
Плакать не значит проявлять слабость, понимает вдруг Джейс. Это просто значит, что ты живой. Что всё это по-настоящему. Он выпускает наружу эмоции в первый раз за очень долгое время, нет, в таком смысле в первый раз вообще, и понимает, что боль никуда не уходит. Но она меняется. Как расправляются складки на смятой ночью постели. Как поднимается стебель цветка. Как лабиринт, под новым углом зрения позволяющий разглядеть выход.
Когда он готов, Алек отпускает руки. Молча они вместе смотрят на шумный город вдалеке: на его огни и изгибы.
Джейсу нужно умыться, им нужно бежать, всегда, защита мира не ждёт.
Он улыбается, пихает Алека в бок, вдыхает глубоко как может — полной грудью.
Сентябрь всё ещё пахнет летом.
4. И наконец, фик, который шёл не концептом или как-то ещё, а именно тем, что мне было просто нуж-но. блаблаНаибольшая часть критики к тексту в итоге относилась к тому, что Клэри оосна, потому что 0 расчётлива. И тут я в первый раз в жизни
потому что это редкий момент, когда я предполагала этот эффект, и, спасибо моим дорогим бетам, выдрючила всё, что могла, чтобы импульсивность и привычка если уж решать, то рубить с плека, не выглядела и близко похожей на рассчётливость. Но, что вышло, то вышло, значит как автор я облажалась, но с другой стороны я сказала текстом ровно то, что хотела сказать.
В сериале я очень часто начинаю скулить на тему «клэри не любит джейса джейс не любит клэри что такое как же так, это же клэри и джейс 111расрас1». В этом фике Клэри любит Джейса, но. Фух.
Чёрт с ним.«Чёрт с ним, — думает Клэри, — чёрт с ним».
У неё больше ничего нет. Нет мамы, нет учебы в академии искусств, нет дома, в котором она выросла, и любимых вещей. Нет Джейса. Это отвратительно и страшно, но последнее пугает её больше всего. Сколько бы она ни проговаривала это вслух, сколько бы ни убеждала его и окружающих, того, что он её брат — не достаточно. Джейс нужен ей целиком, здесь и сейчас, всегда. Парень, которого она знает пару недель, — нужнее всей жизни, что была у неё до этого.
И ничего нельзя сделать.
Клэри отшвыривает стило в дальний угол своей — чужой — комнаты и делает глубокий вдох. Так мало воздуха. Она распахивает окно, перевешивается, чтобы глотнуть летних сумерек, набрать их в себя побольше.
Она ненавидит бессилие. Никогда в жизни ей не приходило в голову, что это в ней есть: непоколебимая решимость и стержень, умение убеждать, добиваться своего несмотря ни на что — только бы цель того стоила. Никогда в жизни, ещё пару недель назад, в таком не было необходимости. Она не хочет думать, что это в ней от отца.
Она вертит рюмку в руке, бездумно глядя на отблески и искры, которые бросает во все стороны свет, отражаясь от ликёра фэйри. Бутылка, которую она прихватила у Магнуса, почти пуста, но Клэри думает — ей хватит и пары рюмок.
Клэри не знает, как подействует на неё ликёр — вполне возможно, убьёт или превратит в крысу.
Чёрт с ним.
Она выпивает рюмку залпом и морщится.
Джейс — идеальный. «Что, раскатала губу, замарашка Фрэй?» — собственный голос звучит в голове отвратительно высоко. Конечно, ей не могло повезти настолько. Сказочный рыцарь не выбирает замкнутую серую мышку, немного не от мира сего, в реальной жизни. А если и выбирает, то едва ли на пару минут. Ошибка. Ляп. Никакого долго и счастливо.
Ликёр посылает по телу легкость, и ей кажется, что она парит. Но он ничего не делает с тёмным грузом внутри. С отвратительной мыслью «кровь ничего не значит». Со жгучей ревностью к каждой, кто прикоснётся к Джейсу после неё.
Клэри ставит рюмку на стол и хватает бутылку. Пьёт жадно, пока жидкость не попадает не в то горло и она не начинает надсадно кашлять, пытаясь вдохнуть.
«Я буду приходить к нему в снах, — это тоже её голос, но странный, мелодичный, холодный, словно какая-то её часть действительно стала фэйри, — я буду приходить к нему в снах и в реальности буду рядом с ним каждый день. Я не отпущу его. Он принадлежит мне».
Клэри смеется, потому что слова не имеют ничего общего с правдой. Это не поможет. Джейс больше её не захочет. Джейс ненавидит её.
Ничего нельзя сделать.
Чувство парения, кажется, прекращает быть только чувством, и она словно поднимается в воздух над кроватью. Бессилие уничтожает Клэри. Она должна найти выход прямо сейчас.
Её встряхивает, и она словно пролетает несколько километров вперед, оставаясь на месте. Очертания стен рябят, и она видит две разных комнаты одновременно. Всего секунду. Этого достаточно.
Саймон.
Саймон — друг, который всегда рядом, который знает её лучше, чем кто угодно. Саймон, который любит её так сильно. Который не причинит ей боль. Не отвернётся. Не окажется её братом. Мысль о Майе слепо тычется в солнечное сплетение, колет невнятной ревностью. Клэри плевать.
Проходит минута или час, действие ликера ослабевает, сменяясь зарождающейся головной болью. Клэри тянется, рывком дергает молнию, вытаскивает из рюкзака телефон, пока не успела передумать.
У неё ничего нет, у неё никогда не будет Джейса, но может быть хоть что-то. Она может сохранить хотя бы Саймона.
Больше всего на свете она хочет пойти в комнату Джейса, упасть на его кровать, чтобы он обнимал её до самого утра, смотрел своими удивительными разными глазами, убеждая без слов, что в целом мире нет никого сильнее и лучше неё. Смотрел так, будто кроме неё нет ничего настоящего во вселенной.
Телефон в её ладони вибрирует, возвращая к реальности, и она неловким движением снимает блокировку.
Она улыбается, отвечая на смс, и не спрашивает, как прошло свидание.
Верный, замечательный, готовый на всё и бессмертный — её Саймон будет на набережной через пятнадцать минут. У отражения в зеркале нет ни одной не фальшивой эмоции. Она набрасывает куртку, проверяет стило в заднем кармане джинс и выходит за дверь.
«Чёрт с ним, — думает Клэри, — чёрт с ним».