Спасибо Das ist dein Doktor за заявку, которую я несчадно извратил
Название: Трактир «Лис и Роза»
Автор: TylerAsDurden
Пейринг: Чехов/Маккой, Кирк/Спок, Скотти и Кинснер - упоминаются
Размер: мини, 1136 слов
Рейтинг: G
Жанр: романс
Примечание: написано на Зимний фестиваль, по заявке, от которой я оставил только: "Ретейлинг «Обыкновенно чуда»"
- А где покой? Не найти тебе покоя.
Запрись в монастырь - одиночество напомнит о ней.
Открой трактир у дороги - каждый стук двери напомнит тебе о ней.
©Е.Л.Шварц
Запрись в монастырь - одиночество напомнит о ней.
Открой трактир у дороги - каждый стук двери напомнит тебе о ней.
©Е.Л.Шварц
читать дальшеТишина в холле была мягкой и обволакивающей – метель отгудела, отвыла за окнами, укутав, запеленав его трактир, полностью отрезая его от внешнего мира – и снаружи не раздавалось ни звука.
Он проверил входную дверь и все ставни, чтобы они были заперты достаточно плотно. К счастью, с тягой в трубах всё было в порядке, и его гостям не грозило ни замёрзнуть, ни задохнуться. Где-то наверху, в жилых комнатах, с агрессивным стуком хлопнула дверь.
Павел смахнул несуществующую пыль со стойки и грустно улыбнулся собственным мыслям, поднимая глаза на старое зеркало, висевшее у входа. Оттуда на него привычно посмотрел хмурый, серьёзный молодой человек, в старой обтрёпанной жилетке, обитой лисьим мехом, и теплом бежевом свитере с высоким горлом. Глядя на себя в зеркало, он вдруг понял, что улыбка наполнена не тоской и отчаянной резкой болью, как было когда-то, но светлой спокойной грустью. Всё ещё полной любви, которая, казалось бы, давно должна была отгореть, стереться из памяти, особенно здесь, на далёкой и пустынной планете, но Павел никогда не пробовал приказывать сердцу.
Когда-то, два или три года назад (он намеренно перестал считать), когда он только-только выбрал эту планету, неглядя ткнув пальцем в звёздную карту, и купил запустевший старомодный трактир, построенный каким-то русским колонистом, в ностальгии по дому и по прошлому родной планеты, это место казалось ему лучшим во всей вселенной.
Сама планета не была такой уж холодной, но здесь, высоко в горах, постоянно лежал ослепительный, яркий белый снег. Метели, вьюги и снегопады были обычным делом, но Павел постоянно встречал их с радостью – он всегда очень любил зиму.
В первое время он думал, что просто будет жить в этом доме один, полностью посвятив себя науке и так любимым им звёздам. Нет, конечно, он не собирался прожить здесь всю жизнь – ему просто нужно было время, и он решил провести его с наибольшей пользой. Он оборудовал себе в подвале лабораторию, лучшую, которую смог собрать так далеко от земли, а на чердаке установил телескоп. Потом, когда в первый раз к нему постучались измученные дорогой искатели приключений, Павел понял, что хотя подобные гости и будут редкостью, закрывать гостиницу в этом месте просто бесчеловечно. И так и оставил её, немного сменив название на свой вкус.
В такие вечера, когда воспоминания подкатывали особенно сильно, Павел обычно запирался на чердаке и подолгу смотрел в свой телескоп, ощущая убаюкивающее, пьянящее спокойствие, только оставаясь наедине с далёкими и близкими звёздами.
За последнюю неделю на мигающую разноцветными огнями вывеску «Лис и Роза» (Павлу казалось, что раз уж он живёт в таком заснеженном месте, то немного Нового Года и Рождества никогда не помешает), посетители слетались почти как мотыльки на огонь. Сначала, к его, ставшим уже привычными, отшельникам-постояльцам: известному инженеру, который беззастенчиво оккупировал Павлову лабораторию и его молчаливому спутнику, совершенно неоприделимой для Павла расы, присоединился довольно эксцентричный молодой человек. Он с непонятным упорством считал, что отлично замаскирован под женщину ференги, и Павел, который даже не предполагал, зачем кому-то подобное может понадобиться, не стал с ним спорить и просто выделил номер.
Потом появился мрачный, замкнутый вулканец, которого Павел долго отогревал, прежде чем заселить в самый жаркий номер почти насильно. Разве что, в качестве насилия ему пришлось использовать никак не физическую силу, а железные неопровержимые логические доводы. И изо всех сил стараться сдержать против воли напрашивающиеся замечания, о чьих-то явно преувеличенных интеллектуальных способностях и невосполнимо утраченном инстинкте самосохранения, звучащие в подсознании до боли знакомым голосом.
Но на самом деле, Павел мог придумать только одну единственную вещь, способную заставить даже вулканца так безрассудно отправиться куда-то в пургу, и только сочувственно качал головой, боясь представить, кто же мог так выбить из колеи представителя сдержанной, рассудительной расы. Эта самая причина была практически написана у того на лице, читалась во взгляде, в каждом неаккуратном движении и жесте, и у Павла просто сжималось сердце от сочувствия. В тот вечер он хотел было что-то сказать, хотел поделиться собственным жизненным опытом, бессмысленностью этого бега от самого себя, но пока он собирался с мыслями и боролся со смущением, беспокойный посетитель наконец уснул, а в следующий день выглядел уже намного собраннее и лучше, и Павел не стал ворошить подтягивающуюся коркой рану.
Ещё через день у него появилось как-то неожиданно много постояльцев, спасавшихся от метели, куда-то торопившихся, галдевших и наседавших, и он только и успел порадоваться, что комнат и еды на всех хватило. Это оказалась какая-то сюрреалистично большая десантная группа, да и не абы какая, а прямо с флагмана Звёздного Флота. Потихоньку расселяя их и краем уха слушая разговоры, Павел понял, что вся группа отправилась на поиски своего любимого капитана и его старпома, отправившимся на планету несколько дней назад и с тех пор на связь так и не выходивших.
История была тёмная, но Павла успокаивало, что за всё время своей бытности в этих местах, он так и не встретил никакой опасности, больше чем опасность оказаться замёрзшим, неудачно попав в метель, и этим он и попробовал успокоить издерганных членов экипажа, размещавшихся у него на ночлег. Сам, тем временем, думая о том, что количество и время прибытия его постояльцев, как-то уж очень подозрительно совпадало с целевыми объектами поисковой группы. Но он так и не поделился этим наблюдением ни с кем из новоприбывших гостей: у него и не было такой возможности, так быстро они разбежались по номерам, а то, что и желания у него на это не было, Паша позволил себе списать на особенности своей непостижимой русской души.
На главной лестнице раздались шаги, своим тяжёлым, болезненно знакомым звуком вырывая его из размышлений. Павел покачал головой, отмахиваясь от наваждения. Так повторялось раз за разом: как бы он не одёргивал себя, как бы достоверно не знал, что подобное невозможно, в каждом стуке в дверь, в каждом посетителе, даже в завывании метели и любом скрипе, тени в своём большом доме, Павлу раз за разом виделись знакомые и желанные черты. Он знал, что это безмерно глупо, но ничего не мог с собой поделать.
Это было почти смешно: он забрался на расстояние бесчисленных световых лет, бросил академию и всю прошлую жизнь, отказался от всего, что могло бы напоминать о нём, и всё же, всё же каждая мелочь, даже здесь напоминала Павлу о нём.
Шаги стали ближе и громче, но Павел не считал нужным оборачиваться, зная, что постоялец и сам привлечёт его внимание, если потребуется. Тем более, ему нужно было собраться и успокоиться – нечего постороннему человеку наблюдать подобные всплески чувств у серьёзного хозяина заведения: казалось, с каждым новым близящимся шагом, сердце у Павла колотилось всё сильнее о рёбра, затуманивая сознание, заставляя дыхание сбиться, а кончики ушей покраснеть.
- Черт побери! Свеча в моей комнате все время гаснет.
Павел сделал глубокий вдох, очень медленно выдохнул, возвращая самообладание, и обернулся.
- Это не удивительно, - спокойно произнёс он, пытаясь сдержать улыбку, вглядываясь в такие знакомые черты, наслаждаясь отзвуком голоса, который ни капли, ни на ноту не изменился. - Ведь я думал о вас, доктор...