upd.внезапно появился повод поднять этот пост.
И в догонку к предыдущему посту(это я так базу заканчиваю, да..).
Я до сих пор отлично помню этот вечер похода на премьеру седьмого Гарри Поттера. Когда мы наконец обсуди большую часть увиденного (ходили, что естественно большой компанией) и направились к метро, милый Лёша несильно, но обидно стукнул меня своим зонтом-тростью по голове. Разойтись по-человечески мы конечно же не могли, и потому у входа в метро произшол очередной ступор. И Лёша ударил меня зонтом снова. А потом ещё раз. И что бы я не делала, он продолжал повторять сие оригинальное действие. Мне уже даже начало становиться обидно. Мои попытки выяснить, что происходит, игнорировались с улыбкой. Я даже пнула его. Что, впринципе, ничем мне не помогло. Прощаясь, Лёша бросил, что скинет мне один мультик.
Именно его я и хочу показать сейчас вам. Данное видео было снято по мотивам небольшого рассказа, текст которого я привожу ниже.
Всё просто, хоть эта штука до сих пор и кажется мне немного странной, message я кажется уловила. Интересно, а что уловите вы?
Фернандо Соррентино
«Существует человек, имеющий привычку бить меня зонтом по голове».
(перевод с испанского — А.Скромницкий)
читать дальшеКак раз сегодня исполняется пять лет с того дня, когда он начал бить меня зонтом по голове. На первых порах я не мог его терпеть; сейчас я привык.
Мне неизвестно, как его зовут. Знаю, что он обычный человек, в сером костюме, седой, с неопределенными чертами лица. Я познакомился с ним пять лет назад, одним жарким утром.
Я читал газету, в тени дерева, присев на скамейку в лесу Палермо. Внезапно я почувствовал, что кто-то трогал меня за голову. Это был тот самый человек, который, сейчас, пока я пишу,продолжает механически и безучастно бить меня зонтами.
В тот же момент я повернулся, полный негодования: он продолжал усердствовать в нанесении ударов. Я спросил его, не сумасшедший ли он: он даже не показал вида, что слышит меня. Тогда я пригрозил ему, что позову полицейского: спокойно и невозмутимо он продолжал свое дело. После недолгого колебания, и видя, что он не отступится от своих действий, я вскочил и заехал ему кулаком по лицу. Человек, застонав, упал на землю. Тотчас, приложив, по-видимому, большое усилие, он поднялся и снова принялся молча бить меня зонтом по голове. Из носа у него кровоточило, и, в тот момент, я почувствовал жалость к этому человеку; на меня нашли угрызения совести, за то, что я нанес ему удар подобным образом.
Так как, в действительности, человек не бил меня, что называется, зонтами; скорее он наносил мне легкие удары, совершенно безболезненные. Понятно, что такие удары доставляют чрезвычайное беспокойство. Всем нам известно, что когда муха садиться нам на лицо, мы не чувствуем никакой боли: мы ощущаем раздражение. Таким образом, тот зонт был гигантской мухой, каждый раз садившуюся на мою голову.
Убедившись в том, что я столкнулся с сумасшедшим, я предпочел удалиться. Но человек молча последовал за мной, не переставая побивать меня. Тогда я побежал (здесь я должен уточнить, что имеется не много людей бегающих так же быстро, как и я). Он с трудом преследовал меня, делая какой-либо удар по мне бессмысленным. И человек запыхался, запыхался, запыхался и так засопел, что я подумал, что если бы я продолжал в том же духе, заставляя его бежать, мой мучитель тут же упал бы замертво.
Поэтому я приостановил бег и снова перешел на шаг. Я посмотрел на него. На его лице не было ни благодарности, ни упрека. Он лишь бил меня зонтом по голове. Когда показался комиссариат, я подумал было сказать: «Сеньор офицер, этот человек бьет меня зонтом по голове». Случай был бы беспрецедентный. Офицер посмотрел бы на меня с подозрительностью, попросил бы документы, начал бы приставать ко мне с неловкими вопросами, возможно, закончилось бы моим задержанием.
Мне показалось, лучше вернуться домой. Я сел на 67-ую маршрутку. Мучитель, не переставая наносить мне удары, поднимался следом за мной. Я уселся на первом сидении. Он расположился, стоя, около меня: левой рукой держась за висячие ремни; правой — неумолимо потрясая зонтом. Пассажиры начали обмениваться незаметными улыбками. Шофёр принялся наблюдать за нами через зеркальце. Постепенно дело дошло до взрыва хохота — хохота шумного, неостановимого. Я, со стыда, вскипел. Мой преследователь, несмотря на насмешки, не прекращал наносить свои удары.
Я вышел – т.е. мы вышли – на мосту Пасифико. Шли по авениде Санта Фе. Все глупо оборачивались, чтобы поглядеть на нас. Я думал сказать им: «Чего, дураки, уставились?
Никогда не видели человека, бьющего другого зонтом по голове?» Но также подумал, что никогда они не видели такого представления. Пять или шесть парней принялись идти за нами, и при этом орать, как одержимые.
Но у меня созрел план. Подойдя к своему дому, я внезапно захлопну дверь у него перед самым носом. Мне не удалось: сильной рукой он опередил меня, схватился за ручку, приложил легкое усилие и вошел вместе со мной.
С тех пор, он продолжал бить меня зонтом по голове. Как я и знал, он никогда не спал и не ел. Просто ограничивался тем, что бил меня. Он сопутствовал во всех моих делах, даже в самых интимных. Помню, поначалу, удары мешали мне спать; сейчас, полагаю, без них, мне было бы трудно заснуть.
Всё-таки, наши отношения не всегда были хорошими. Часто я просил его, всевозможными способами, чтобы он объяснил мне своё поведение. Бесполезно: украдкой он продолжал бить меня зонтом по голове. Во многих случаях я вставлял ему тумаков и пинков по заднее число и – да простит меня Бог – даже зонтами. Он кротко принимал удары, принимал их как часть своей работы. И тут наиболее очаровательный факт его личности: эта его манера безмятежной убежденности в своем занятии, этот недостаток ненависти. Наконец, эта уверенность в выполнении высшей тайной миссии.
Несмотря на отсутствие у него физиологических потребностей, я знаю, что, когда я бью его, то чувствую боль, знаю, что он слаб, знаю, что он смертен. Знаю также, что дистанция
освобождала меня от него. На что я не обращал внимания, так это должна ли дистанция убить его или убить меня. Я также знаю, продолжал ли бы он побивать меня зонтом по голове, когда мы были бы оба мертвы. В любом случае, это размышление бессмысленно: признаю, что я не осмелился бы убить его, да и себя тоже.
С другой стороны, я понял, что не смог бы жить без его ударов. Теперь, и с каждым разом всё чаще, меня мучает определенное предчувствие. Новая тревога терзает мою грудь: понимание того, что, может быть, когда я больше всего буду в нем нуждаться, этот человек уйдет, и я уже не буду ощущать тех мягких зонтов, что заставляли меня так крепко спать.
Из книги «Империи и рабство», Барселона, Издательство
Seix Barral, 1972.и видео по нему: